Под Петербургом тихое место с населением в 2000 человек: но оно помнит трагедию великого художника
Нейросеть
Талантливый человек стал жертвой системы.
Его жизнь напоминала керамическую плитку: яркая глазурь таланта скрывала трещины трагедий. История Петра Ваулина стала не просто биографией художника, а зеркалом XX века, в котором гений столкнулся с молохом революций, войн и репрессий.
Рождение мастера: от уральской глины до императорских заказов
В 1870 году в глухой уральской деревне Черемисское родился будущий реформатор русской керамики. Сын крестьянина, Пётр с детства видел в глине не просто материал, а возможность выразить невыразимое. Его путь начался в Красноуфимской школе, где юноша вместо плуга выбрал гончарный круг. Учителя тогда говорили: «У этого парня глина в крови».
К 1890-м годам Ваулин стал ключевой фигурой Абрамцева — творческой лаборатории русского модерна. Вместе с Врубелем он создал камин «Микула Селянинович», где майолика оживала благодаря былинным сюжетам.
Эксперименты с глазурью, ночи у печи, формулы, написанные дрожащей рукой, — так рождался уникальный стиль, который позже назовут «ваулинским».
Ваулин разработал бессвинцовую глазурь и безмышьяковые покрытия, чтобы защитить здоровье мастеров. Это стало революцией в керамическом производстве, где раньше токсичные материалы вызывали профессиональные заболевания.
Кикерино: фабрика-мечта
В 1906 году под Петербургом, на болотистой местности, Ваулин построил производство, ставшее символом синтеза искусства и технологий.
Его мастерская в Кикерино привлекала Рериха, Коровина, Серова. Именно здесь создавались изразцы для Морского собора в Кронштадте, фасадов Третьяковской галереи и гостиницы «Метрополь». Каждая плитка становилась прорывом: Ваулин первым в России наладил промышленный выпуск майолики, сохранив её художественную ценность.
Но революция 1917 года превратила арт-предприятие в завод «Горн». Мастер, чьи работы украшали императорские проекты, был вынужден подчиняться директивам о «пролетарском искусстве».
1941-й: война и приговор
Великая Отечественная война застала 70-летнего Ваулина в Ворошиловграде (ныне Луганск). Оккупанты заставили его руководить кирпичным заводом — этот факт впоследствии стал роковым.
После освобождения города в 1943 году художника арестовали по обвинению в коллаборационизме. На допросах он повторял: «Я спасал не себя — знания». 17 марта 1944 года приговор привели в исполнение. Рецепты глазури, которые мастер пытался сохранить, сгорели в огне репрессий.
Реабилитация: поздно, но навсегда
В 1989 году Военная коллегия Верховного суда посмертно сняла с него все обвинения. Но настоящим памятником Ваулину стали не документы, а его работы. Изразцы Ярославского вокзала, пережившие бомбёжки, плитка Морского собора, сияющая сквозь копоть времени, — они кричали о несправедливости громче любых слов.
Сегодня, глядя на шедевры Ваулина, мы видим не просто красоту. Это — манифест. Напоминание о том, что талант может быть сильнее пуль, но остаётся беззащитным перед системой.
Его история ставит вопросы, актуальные и сейчас: где грань между компромиссом и предательством? Имеем ли мы право судить тех, кто выживал в горниле эпохи? Ответы остались в трещинах его майолики, хранившей жар печей и холод тюремных камер.
Во время оккупации Ворошиловграда (1942–1943) Ваулин тайно обучал студентов технологии керамики, рискуя жизнью. В протоколах допросов он упоминал: «Писал книгу о создании мастерских».